Органы, вялые и неэффективные

После того как в Москве 27 июля на рынке «Матвеевский» проломили голову сотруднику уголовного розыска, попавшему затем в реанимацию (история эта с разных точек зрения излагается, например, на «Би-би-си»), столичными рынками решил заняться Следственный комитет России.

«Для выявления коррупционных связей при организации торговли на рынках руководством СКР дано поручение тщательно проверить законность принятых решений об отказе в возбуждении уголовных дел по фактам неправомерных действий или бездействия сотрудников правоохранительных и контролирующих органов, чиновников местных органов власти», — цитирует «Интерфакс» слова представителя ведомства Владимира Маркина.

Это как всегда: никто ничего не знал, а теперь выявим «коррупционные связи».

А вот что сказал В. Путин, которого цитирует тот же «Интерфакс»:

«Работают все органы власти, которые должны принимать соответствующие решения, вяло и неэффективно. И одна из главных, ключевых проблем — это сращивание органов власти с торговлей и с торговцами, и это не имеет прямого отношения к этнической принадлежности этих торговцев».

Насчёт «вяло и неэффективно» — в яблочко. Государство всегда и везде неэффективно, что доказано Г. Спенсером почти полтора века тому назад.

Как же эти вялые и неэффективные органы могут работать? Судя по тому, что в Москве на территории бывшего Черкизовского рынка на днях задержали почти 1,5 тыс. нелегальных мигрантов из Вьетнама («Интерфакс»), тамошние кураторы из районного ОМВД принимали вполне «соответствующие решения».

Поэтому тут не одна из «ключевых проблем», как выразился господин президент, а обычная жизнедеятельность государственной системы. Рутинная, можно сказать, деятельность. Привычно-каждодневная.

По логике властей предержащих, Следственный комитет, эта странная госструктура — не то судебная, не то исполнительная, осуществляющая по закону «полномочия в сфере уголовного судопроизводства», — способна успешно разобраться с ветвью исполнительной, то есть с районными отделами полиции, преодолев и вялость, и неэффективность последней. Не надо забывать, кстати, что полиция — это вам не какая-нибудь домедведевская милиция, да и прошедшая в те реформенные времена переаттестация сотрудников-милиционеров что-нибудь да значит. Теперь в рядах полиции служат исключительно лучшие люди, которым власть в Кремле раз за разом повышала денежное довольствие, замотивировав «стражей порядка» уже, кажется, до полного отвращения к деньгам.

В параллельно-независимое бытие трёх ветвей власти верят лишь простаки. Само существование СКР с его особенным судебно-исполнительным статусом уже развенчивает эти идеалистические либеральные тезисы. И если СКР взялся за решение «ключевых проблем», то на практике это наверняка выльется лишь в грядущее увольнение нескольких «козлов отпущения», не более. Нешто СКР может переменить общую неэффективность государства и поставить полицию на службу народу? Мог бы, так давно поставил бы. Разве нужен для этого повод?

Решение одной госструктуры навести порядок в соседней госструктуре смахивает на то, как базарные воры-карманники вдруг сговорились выступить против сетевых хакеров, обкрадывающих банки, а бандиты-убийцы призвали наркоторговцев отказаться от продажи героина и вместо этого культивировать чайные розы.

По такой-то логике преступники вообще могли бы бороться сами с собой. Карманники хватали бы сами себя за руки, тянущиеся к кошелькам и сумкам, сетевые мошенники отказывались бы от очередных замыслов облапошить человеческую массу, живущую в Интернете, а бандиты изломали бы своё оружие и обратились бы в садоводов. Что касается наркоторговцев, то они перешли бы на торговлю мороженым и взялись бы за исцеление тех, кого подсадили на иглу.

По той же самой гибкой логике государство — центральный и основной источник коррупции в мире — считает, что оно-то и искоренит коррупцию. Кто объявляет антикоррупционные кампании, одну за другой, как не государство? И кто погряз по самую маковку в этой самой коррупции?

По такой-то логике суды могут считаться справедливыми и гуманными, законы — исключительно точными, депутаты парламентов и члены правительств — кристально честными и чистыми людьми, а представители исполнительной ветви власти — эталонами высокой сознательности и неподкупности, на которых следует равняться комсомольцам (пардон, старшеклассникам) и о которых нужно слагать песни. Ну и, разумеется, перед законом все равны. «Все звери равны, но некоторые равнее других» (Оруэлл).

На самом же деле государство — особенная крупная корпорация (основной вид деятельности — рэкет), монопольно встроившаяся в старую добрую социал-дарвинистскую систему, где всяк — приспособленец, более или менее выдающийся.

То, что государство может очистить само себя, — выдумка пропагандистов. Ведь очистить самое себя означает, по сути, победить самое себя. А это не что иное, как дорога к коммунистическому отмиранию государства. Высокая сознательность, если вспомнить фантаста К. Маркса, относится как раз к безгосударственным временам…