Теория здравомыслия и практика безумия

Экономист, нобелевский лауреат Пол Кругман высказался на тему грядущего американского кризиса в «Нью-Йорк Таймс». Статья публициста посвящена в первую очередь не так называемому «выключению» правительства США, но дефолту, грозящему тому же правительству из-за того, что Конгресс не поднимет «потолок» государственного долга в ближайшее время. Это может привести к финансовой катастрофе, пишет экономист. Увы, многие республиканцы либо не понимают этого, либо не думают об этом.

Финансовые рынки долгое время питались облигациями США. Эти бумаги всегда считались безопасными активами. Предположение о том, что Америка всегда будет платить по своим долгам, — фундамент, на котором покоится мировая финансовая система. И одно только предположение о том, что американские облигации утратят надёжность, означает нарушение всей этой системы. Подобный дефолт создаст такой финансовый кризис, перед которым, указывает автор, померкнет кризис, связанный с «Lehman Brothers» пятилетней давности.

Ни одна здравомыслящая политическая система не станет так рисковать. Но в США, по мнению Кругмана, нет здравомыслящей политической системы, а есть такая система, при которой значительное число республиканцев считает, что они могут заставить президента Обаму отменить реформу здравоохранения, угрожая правительству «выключением» или дефолтом, или тем и другим.

Рассуждения о политике и экономике этих людей Кругман называет «бредовыми».

Республиканские радикалы, отмечает с иронией он, в целом выступают против научного консенсуса в вопросе изменения климата. Также многие из них отвергают теорию эволюции. Разве можно от этих людей ожидать, что они поверят экспертам, предупреждающим об опасности дефолта?

Что касается политики, то ведь разумные люди знают, что Обама не может кому-то позволить шантажировать себя — и дело не только в реформе здравоохранения. Уступить людям, которые угрожают взорвать мировую экономику, — примерно то же, что отказаться от конституции. Но республиканские радикалы по-прежнему настаивают на том, что мистер Обама прогнётся под их требования.

В заключение экономист с горечью замечает, что причина сложившейся ненормальной ситуации — в безумии политиков и тех, кто за них голосовал.

А здесь, добавим от себя, самое время перечитать Герберта Спенсера, который давно объяснил, что такое представительное правление.

«Теория гласит, — читаем у Спенсера, — что, если гражданам, непосредственно заинтересованным в том, чтобы иметь хорошее правительство, дать политические права, они изберут в правители мудрейших и лучших. Принимая во внимание, как они страдают от плохого заведывания общественными делами, считают очевидным, что у них должно быть желание избрать наилучших представителей; затем принято думать, что для умения выбрать таких представителей достаточно самого обыкновенного здравого смысла. Что же говорит опыт? Подтверждает он эти предположения или, наоборот, противоречит им? Часть избирателей, и довольно значительная, не имеет, или почти не имеет желания пользоваться своими правами. Немало лиц, внесённых в списки, кичатся тем, что не вмешаются в политику, что у них хватает здравого смысла не совать своего носа в то, что, как они говорят, до них не касается.

Есть много других лиц, так мало интересующихся выборами члена парламента, что они даже не считают нужным подавать свой голос. Опять-таки значительная часть избирателей, особенно лавочников, настолько равнодушна к результатам выборов, что вотирует, сообразуясь с желанием угодить своим лучшим клиентам или, по крайней мере, не оскорбить их. Ещё больше таких, для которых небольшая сумма денег или даже возможность накачаться пивом ad libitum перевешивает всякое желание независимо воспользоваться своими политическими правами, если оно имелось. Люди, сознающие необходимость честно пользоваться своим разумением при выборе законодателей и подавать голоса по совести, составляют лишь меньшинство, и желания этого меньшинства гораздо менее влияют на выбор кандидата, чем незаконные побуждения, руководящие остальными. Таким образом, здесь теория не подтверждается практикой.

Переходим к интеллигентности избирателей. Даже предположив, что в массе их существует достаточно сильное и сознательное желание избрать наилучших правителей, можем ли мы сказать с уверенностью, что они способны выбрать из своей среды мудрейших, что такая задача им по силам! Прислушайтесь к беседе фермеров на рынке и скажите, много ли в ней слышится ума, который необходим для того, чтобы оценить ум в другом человеке? Прочтите эффектные речи, произносимые на избирательных митингах, и вы оцените по достоинству умственное развитие тех, кого можно привлечь такими речами. Даже среди избирателей высшего разряда вы сталкиваетесь на каждом шагу с поразительным политическим невежеством: с идеями вроде того, что постановлением парламента можно сделать всё, что угодно; что ценность золота можно установить законом, что с помощью законов о бедных можно уничтожить нищету и т. д. и т. д. Спуститесь ступенькой ниже, вы наткнётесь на признаки ещё большего невежества и непонимания: вас будут уверять, что изобретение машин повредило рабочим, что расточительность «идёт на пользу торговле» и т. п.

Ещё ниже, в самом обширном и многочисленном разряде избирателей, где многие находят, что не стоит подавать голос, так как лично они мало заинтересованы в том, чтобы иметь хорошее правительство, где этот личный интерес перевешивается страхом потерять выгодного покупателя или легко уступает подкупу, — вы окунётесь в непроходимую, почти безнадёжную тупость. Карлейль говорил, что народ — это «двадцать семь миллионов населения, по большей части дураков»; не заходя так далеко, мы все же должны сознаться, что умом эти миллионы наделены довольно скупо». (Спенсер Г. Представительное правление и к чему оно пригодно. В кн.: Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские. Минск: Современный литератор, 1998).