«Приключения Пылинки». Повесть-сказка

Олег Чувакин

Приключения Пылинки. История первая

Повесть-сказка (для детей дошкольного возраста)

Раньше Пылинка и не знала, что мир — такой большой!

Она жила под крышкой колодца. Представляете, какой скучной казалась ей жизнь? Но одним солнечным днём кто-то взял и поднял круглую чугунную крышку — и в глаза Пылинке брызнул яркий жёлтый свет. Ей пришлось как следует зажмуриться: ведь пылинки из колодцев не привыкли к яркому свету. А потом дунул ветер, быстро обернулся вокруг стенок колодца — снизу доверху, подхватил Пылинку и понёс туда, где она никогда не бывала.

Вместе с нею ветер подхватил и её подругу, ещё одну пылинку, такую же серенькую, неприметную и молчаливую. Вы спросите: почему молчаливую? А потому, что бедняжкам-пылинкам и поговорить-то было не о чем. О чём поговоришь, живя в тёмном колодце? Пылинки и про солнце-то ничего не знали, не говоря уж о временах года, дожде, радуге, одуванчиках и зелёной траве.

Ветер был такой тёплый и такой упругий! Оказалось, он умел не только посвистывать над крышкой, но и летать — где только ему захочется! И мог брать с собою пассажиров. Ветер кувыркал и подбрасывал Пылинку и её подружку, и они поднимались и проваливались, и замирали на поворотах, и повизгивали от удовольствия. А когда это весёлое занятие им наскучило, они перекатились туда, где ветер был поплотнее, улеглись спинка к спинке и стали глазеть на диковины, мимо которых пролетали: высокие, низкие, широкие, узкие, прямоугольные, квадратные, вытянутые и приплюснутые, и неподвижные, и шевелящиеся. Каких только чудес на пути не попадалось! Пылинки и названий-то им не знали. Подумайте только: они видели дома, тротуары, магазины, детские садики, школы, машины, велосипеды, деревья, клумбы и ещё многое-многое, но не знали, что это такое и зачем оно нужно. Немного узнаешь, живя в колодце!

Могучий ветер то поднимал подружек выше крыш, то опускал их к самой земле, так, что им казалось, будто они вот-вот упадут в какой-нибудь колодец и опять окажутся в тесноте и темноте. Вспомнив о колодце, о крышке, которая закрывала солнечный свет и огромный мир — с его теплом и диковинами, — пылинки испугались. Они решили собрать все свои силёнки и вскарабкаться по ветру как можно выше. Но ничего-то у них не получилось: ведь ни рук, ни ног у пылинок нет! Не успели они передохнуть после своих попыток, прилечь на спинки, как ветер, резко взмыв ввысь, повернул между высотными домами — и Пылинку швырнуло к ближайшему окну, а её подружку понесло по улице дальше. Как ни кричала Пылинка ветру, чтоб он вернулся за ней, тот её не услышал. Городские ветры такие быстрые, такие стремительные! Они не умеют возвращаться. Лишь сквозняк свистнул Пылинке на прощанье. Она закрыла глаза, чтобы не страшно было падать, а через несколько секунд куда-то мягко приземлилась. Она открыла глаза и навострила свои крошечные ушки.

— Не понимаю, Константин, — услышала Пылинка, — что за срез вы мне приготовили. Эти волокна очень напоминают человеческие волосы. Вы опять всё напутали. Наверное, придётся объявить вам выговор. А то и уволить.

— Павел Карлович, — ответил весёлый голос, — срез ещё не готов. А в микроскоп вы рассматриваете свою бороду.

— И правда, — пробормотал тот, кого назвали Павлом Карловичем.

Оказывается, Пылинка лежала на стёклышке под микроскопом! Она и не узнала бы, что над нею микроскоп, если бы весёлый голос не сказал об этом.

Длинная белая борода отдалилась от Пылинки. Павел Карлович затолкал бороду в нагрудный карман белого халата, застегнул карман на пуговку и снова склонился над микроскопом.

— Вот теперь, — сказал он, — борода не мешает. Но на стекле много пыли. Ты слышишь, Константин? Ты опять плохо почистил стёкла. И не мешало бы тебе сделать генеральную уборку. У нас ведь микроскопы и лаборатория, а пыли тут не меньше, чем у них, — он махнул рукой к окну, — в историческом архиве. Хорошо, что я не историк.

— Уборку так уборку, Павел Карлович, — ответил Константин. — Завтра же займусь. А история, между прочим, — это очень интересно.

Пылинка не поняла, почему человеку с белой бородой неприятна пыль, зато ей захотелось побывать в историческом архиве и познакомиться с тамошними пылинками. Вот уж, наверное, кто больше всех знает! Ей будет не стыдно там появиться: она ведь была в лаборатории, видела белую бороду Павла Карловича и знакома с микроскопом. В каком-то смысле она — Учёная Пылинка. У неё, правда, нет бороды, но кто ж не знает, что у Пылинок бород не бывает?

— У стула ножка опять расшаталась, — сказал Павел Карлович, отрываясь от микроскопа. — Не стул, а какое-то испытание для нервов!

— Вы такой ворчливый, Павел Карлович. Прямо как моя дочка. Катенька моя как заворчит — так хоть хватайся за голову и из дому убегай.

— Как я могу походить на твою Катеньку? — спросил Павел Карлович. — Разве у неё есть борода?

— Можете, — сказал Константин. — Бороды у неё нет, а вот ворчите вы с ней одинаково. Знаете, как мы зовём её дома? Старым дедом. Шесть лет Катеньке, а уже маму поучает: почему чашки не помыты, почему сахар просыпала на стол, почему воду у попугая вовремя не сменила. И меня поучает: почему, уходя на работу, окно не закрыл, почему в субботу половик не вытряс? Был бы у Катеньки микроскоп, так она пеняла бы мне на немытые лабораторные стёкла. И на подружек своих Катенька ворчит. То у Светочки платье испачкалось, то Наташенька книжку не вернула. А Машенька однажды расплакалась — до того распекла её наша Катенька!

Павел Карлович молча слушал.

— Приходится, — продолжал Константин, — учить нашу Катеньку дружбе. Да-да, Павел Карлович. Обыкновенной дружбе.

— И как же вы её учите? — заинтересовался Павел Карлович, забыв про микроскоп.

— Очень просто. Каждый раз, когда она начинает ворчать, мы ей напоминаем: «Так-так, Катенька. Снова ворчишь? Снова сердишься? А ну-ка, вспомни, что ты пообещала папе и маме. Правильно: ты обещала дружить — вместо того, чтобы сердиться. Как только начнёшь ворчать и сердиться — тут же бросай ворчливое скандальное дело и начинай дружить. И станешь счастливой-счастливой и сделаешь счастливыми всех вокруг».

— И что же, — спросил Павел Карлович, — у неё получается?

— А как же! — ответил Константин, подходя к столу с микроскопом. — Теперь Машенька, с которой прежде Катенька ссорилась, называет Катеньку лучшей своей подругой, а Наташенька дарит ей книжки. А вечерами Катенька докладывает о сделанных добрых делах: вымыла чашку, блюдце и ложку, закрыла окно, потому что подул сильный ветер, поздоровалась с соседкой тётей Кларой, очень сердитой, и та стала чуточку добрее. Как только откроет рот Катенька, чтобы поворчать, так сразу и вспоминает, чему мы с мамой её научили. Так-то, Павел Карлович!

Павел Карлович поскрёб в белой бороде.

— Дружить, значит, — сказал он. — Как захочешь поворчать и рассердиться — так, стало быть, и дружить. Вот не знал, что ты философ, Костя! Настоящий Лев Толстой!

Пылинке понравилось то, что рассказал Константин. Ах, она никогда ни на кого бы не ворчала, ни на кого бы не сердилась, ни с кем бы не ссорилась, а только бы дружила! Но нет у неё больше подруги, серой молчаливой пылинки, с которой она жила в колодце. И ни одной пылинки рядом на стёклышке! Зря, зря говорит Павел Карлович, что стёкла не чистые. Очень чистые: единственная пылинка на всё стекло — и та с улицы залетела!

В этот момент возле Пылинки появилась что-то зелёное, сладко пахнущее.

— Вот ваш срез, Павел Карлович, — сказал Константин, сдвигая немного стёклышко со сладко пахнущим срезом и с Пылинкой.

И тут он сказал: «А» — и вдруг как чихнёт!

Кувыркнувшись на стекле, Пылинка полетела над столом, пролетела по лаборатории и вылетела в открытое окошко. Никто, наверное, и не заметил, что она исчезла со стекла. А жаль: она уже начала разбираться в науке! И в философии!

За окошком её подхватил ветер. Он всё же вернулся за ней!

Но она попала на самый хвостик ветра. Хвостик вильнул, и Пылинка не полетела по улице, а попала в другое окно — в доме напротив. Это окно было затянуто сеткой, но ведь для крошечной Пылинки любая ячейка сетки — такая же большая, как для человека целое небо.

Попала наша Пылинка в тот самый исторический архив, о котором недавно говорил Павел Карлович — человек с белой бородой, смотревший в микроскоп. О том, что здесь архив, догадаться было нетрудно. Пока Пылинка поудобнее устраивалась на столе, у стопы толстенных папок, в кабинет, приоткрыв дверь, заглянул человек.

— Вы Александра Яковлевна? — спросил он. — Здесь архив?

— Нет, электростанция, — ответила Александра Яковлевна, сидевшая за столом, справа от стопы папок. Рука Александры Яковлевны взяла со стопы папку и положила её на стол. Пылинка подлетела и опустилась обратно. Хорошо, что она устроилась возле папок: не то бы её сдуло — как сдуло сейчас миллион других пылинок, тут же поднявших крик! Они полетели со столешницы на пол, а что приятного в том, чтобы валяться на полу? На тебя могут наступить! А ещё хуже то, что ты можешь пролежать там, на полу, где-нибудь под батареей, целую вечность. И никаких тебе приключений с ветром и никакого тебе солнышка. Жизнь, как в колодце!

Наша Пылинка отлично знала, что самое ужасное и тоскливое для любой пылинки: жить в колодце или в какой-нибудь глубокой яме, куда не заглядывает ветер и откуда никогда не выбраться. В колодце до неё, бывало, доносились стоны и охи пылинок, лежавших на самом дне, да ещё под слоем мусора. Там, куда не добраться никакому ветру.

Поэтому-то пылинки, полетевшие со стола, и кричали. Не хотели вниз! И так громко они кричали, что Пылинка поморщилась. Криком ведь делу не поможешь. Вот если бы на пол упала одна из этих огромных папок с бумагами, тогда бы пылинки поднялись бы в воздух и могли бы приземлиться на столе или вылететь через сетку на улицу.

— Какая ещё электростанция? — сказал человек в дверях. — Шутите?

— У вас очки на нос сползли, — сказала Александра Яковлевна. — Сейчас свалятся.

— Ой, спасибо.

Человек поправил очки и вошёл в кабинет целиком. За ним вошёл мальчик.

— А у меня, — сказал мальчик, — сладкий петушок!

И он сунул в рот петушок на палочке. Пылинке тоже захотелось петушок, но для пылинок не делают сладких петушков!

— Я вот по какому делу, — сказал человек в очках. — По архивному делу. В тысяча девятьсот тринадцатом году…

— Это не ко мне, — сказала Александра Яковлевна. — Это к Виктории Викторовне из сто восьмого кабинета.

— Как странно, — громко сказал человек, снимая очки и подходя к столу Александры Яковлевны.

— Не говорите так громко, — попросила Александра Яковлевна. — Здесь не электростанция.

Человек достал платок, стал возле стола протирать очки.

— Я звонил, и мне сказали…

— Дела до революции — не мои, — сказала Александра Яковлевна. — И вообще у меня рабочий день заканчивается.

— До какой такой революции? — сказал человек, надевая очки. — Я же ясно сказал: тридцать третий год.

Глядя на него, Пылинка тоже захотела иметь очки. Это так здорово: под стёклами очков глаза человека делались такими большими, такими круглыми! Эх, и почему для пылинок не придумано очков?

— Вы сказали: тринадцатый, — сказала Александра Яковлевна.

— Всё может быть, — согласился человек в очках.

— А почему вы с ребёнком? — строгим голосом спросила Александра Яковлевна.

— Куда же мне его девать? — сказал человек в очках. — В детском садике воспитательницы и нянечки все сразу взяли да ушли в отпуска. Лето, говорят, настало. Хоть бы одна осталась — так нет! Даже поварихи, и те ушли. То есть уехали. Кто в Сочи, кто в Китай, кто в Австралию. Одна на Цейлон улетела.

— Не лгите мне. Меня не разжалобить, — сказала Александра Яковлевна. — У нас тут серьёзное заведение, архив, а не цирк с клоунами.

— Мой папа не врёт! — вынув изо рта петушок, крикнул ребёнок. — Это вы тут всё сочиняете! Вон сколько насочиняли! — Мальчик показал на папки, стоявшие на полках и лежавшие на столе.

— Мальчик, ты не умеешь себя вести, — сказала Александра Яковлевна. — На месте твоего папы я бы тебя наказала. Например, лишила бы ужина. Или покупала бы тебе поменьше петушков. И заставляла бы почаще мыть дома полы. Ты моешь полы? Ползаешь с тряпкой, обдирая коленки?

— Вы плохая!! — Мальчик топнул ногой.

— Шурик, — сказал папа, — не шуми. Тут архив.

— Вот-вот! — начала Александра Яковлевна. — Распустили мальчишку!

Пылинка вспомнила рассказ Константина о Катеньке, и поняла, что самое время прийти Шурику на помощь. И не только Шурику, но и его папе, и Александре Яковлевне. Ведь эти трое не слышали рассказа Константина! Кто знает, что они сейчас наговорят друг другу!

Правда, Александра Яковлевна не услышит Пылинку, и папа мальчика не услышит, но Шурик-то — непременно услышит! Всем ведь известно, что у детей слух острее, чем у взрослых. Они могут слышать даже то, что говорят пылинки — когда те к ним обращаются. Поэтому-то пылинки и могут поговорить с детьми. Хотя, если задуматься, взрослые тоже были детьми — а значит, тоже когда-то слушали пылинок и помнят об этом. Кто знает, может, взрослые не говорят об этом детям нарочно? Наверное, думают, что дети, которые примутся слушать пылинок, совсем перестанут слушать их, взрослых. Какому же взрослому понравится, что его Катенька или Шурик слушает не его, а какую-то там пылинку?

А может быть, взрослые давным-давно забыли своё детство. И думают, что его и вовсе не было.

— Шурик, — сказала Пылинка, — петушок очень вкусный?

— Очень, — прошептал Шурик. — А ты кто?

— Я пылинка, лежу на столе.

Александра Яковлевна, услышав Шуриковы «очень» и «ты кто», сделала удивлённое лицо. Она уставилась на Шурика, и папа тоже уставился на него.

— Хочешь ни с кем больше не ссориться, а всегда только дружить? — спросила у Шурика Пылинка.

— Конечно!

— Тогда возьми и предложи Александре Яковлевне петушок.

— Шурик, — сказал папа, — что с тобой? С кем ты разговариваешь?

Но Шурик уже обратился к Александре Яковлевне:

— Возьмите, пожалуйста, мой петушок и больше ни на кого не сердитесь. Я бы дал вам что-то другое, но у меня с собой больше ничего нет. Петушок вкусный. Я только половину съел. Вот, берите. — И он протянул Александре Яковлевне обсосанный петушок.

— Как мило, — сказала Александра Яковлевна, и глаза её заблестели.

Если бы Пылинка знала, что у людей из глаз могут бежать слёзы, она бы испугалась. Не смоет ли её со столешницы?

Александра Яковлевна завернула петушок в бумажку, положила его на стол, взяла платок и промокнула глаза.

— Пылинка в глаз попала, — сказала она Шурику и его папе.

Да, пылинки иногда попадают в глаза!

— Посмотрите в этой папке, — сказала Александра Яковлевна и подала папе Шурика ту самую папку, что лежала перед ней.

Папа Шурика взял папку. Очки его быстро сползли на кончик носа, и он обеими руками схватился за дужки очков, а толстую папку, ясное дело, выпустил. И она упала на пол. Пылинка, которую подбросило воздушной волной, оказалась на самом краешке столешницы. Хорошо, не упала!

«Ура, спасены!» — закричали громко пылинки, поднявшиеся с пола. Их было так много, что воздух в кабинете стал серым.

— Ну вот, пыль подняли, — вздохнула Александра Яковлевна, но не очень сердито. — Вы всегда всё роняете, да?

— Всегда, — подтвердил папа Шурика.

И наклонился за толстой папкой.

В это время и Александра Яковлевна со своего стула наклонилась за папкой. Бамс! Папа Шурика и Александра Яковлевна столкнулись лбами. Когда они подняли головы, лица их были красными. Папа Шурика развёл руками и поправил сползшие очки. Александра Яковлевна, сидя на стуле, держала в руках папку. Наверное, она снова рассердилась — потому что сказала: «Ух, как вы все мне надоели!», подняла повыше толстую папку — и изо со всех сил как хлопнет ею по столу!

Что произошло в архивном кабинете дальше, Пылинка узнать не могла: воздушная волна подняла её с краешка стола и выбросила через оконную сетку. Но Пылинка очень надеялась, что Александра Яковлевна попробует петушок Шурика и станет чуточку добрее!

Ветер давно покинул улицу, на которую вылетела Пылинка, и она поняла, что падает. «Ой, не хочу вниз! — зашептала она. — Не хочу, не хочу, не хочу!» Но что она, существо без рук, без ног, без крыльев, могла поделать? Ничего. Лёгкая, беспомощная, Пылинка опустилась на бордюр. Она, конечно, не знала, что бордюр называется бордюром, но мы-то с вами знаем, верно?

Неплохо было бы закричать, позвать на помощь, попросить кого-нибудь отыскать улетевший ветер, но что толку от крика пылинок? Уж Пылинка-то это отлично знала. Потому и лежала себе смирненько на бордюре. Ждала следующего приключения. И оно не замедлило приключиться!

<...>

Читать «Пылинку» в библиотеке Мошкова.